В состоянии войны. Личные трагедии. Истории в лицах
11/09/2011
ПИК
Мзия Хидашели, вынужденная переселенка из ущелья Диди Лиахви, Грузия
Это война началась не 8 августа. Это число просто было особенным в моей жизни. Мы 20 лет жили в ужасе. В ночь на восьмое наше село Кемерти начали бомбить с осетинской стороны. За столько лет мы привыкли к перестрелкам. Но такого не было никогда. Всю ночь вместе с несколькими соседями мы провели под лестничной площадкой. Было очень страшно. Ощущение было, что каждую минуту что-то прямо рядом с тобой взрывается. Наконец-то настало утро. Мы думали, всё, все прошло. Ведь так бывало и раньше. Но позже в небе появились самолеты. Мы пытались узнать от солдат, что происходит. Они ответили, что очень сложное положение. Но даже эти ребята не знали, что началась война, и нам нужно было срочно покинуть село. Только к 4 часам дня восьмого августа нам сказали, что нужно уезжать. И в домашней одежде, бросив все, мы бежали. Мой пожилой свекор отказался ехать с нами, а год назад он скончался. И вот все, кто смог поместится в машину – дети, женщины - все сели и добрались до Эредви. По дороге прямо перед нами взорвался автомобиль. Погибли женщины. Мы решили остаться в Эредви, и уже на следующей день вернуться домой. Но там была ужасная ситуация.
Я видела, как из Цхинвали на автобусах вывозили людей. Говорили, что их везут отдыхать. Но потом стало ясно. Они были подготовлены ко всему и спасали своих. А в 9 грузинских селах ущелья Диди Лиахви никто ничего не знал. Мы были в панике. Мы доехали до Гори, провели там одну ночь. Чудом спаслись. Как только мы вышли оттуда, дом начали бомбить. Там в подвале были дети. Мы зашли в дом. Там было много убитых. Чьи-то руки, ноги. Страшно было... Нам периодически звонили из Кемерти. Говорили, что там все горит. Сгорел и мой дом. И это все своими глазами видел свекор. Они сначала на КАМАЗ-ах вывезли мебель и все что, там было. Все, что за столько лет работы мы смогли нажить. А потом бросили туда бутылку с зажигательной смесью. Свекра избили, ударили прикладом в голову. хотели отрезать ухо. Его вывел "Красный крест". Приехал весь забитый, униженный. Он даже нас не узнал. Он был в таком состоянии, даже детей не узнал. Такой несчастный... Об этом трудно говорить. Трудно передать словами.
Я на войне потеряла зятя - мужа сестры. Он считался без вести пропавшим. После семи месяцев мы получили результат ДНК. Узнали, что он погиб. Мы даже не могли представить, что началась война. Наверно и потому, что все это время жили в постоянном страхе, видели, как убивают молодых парней. Но я все же надеюсь, что вернусь. Там же ничего не осталось, все сгорело дотла. Но мы сможем выстоять. Мне лучше жить у себя дома. Это мой временный дом.
Наира Каландиа, вынужденная переселенка из Абхазии, Грузия
За три минуты до смерти мой сын сказал мне, что ему холодно. Я, говорит, живым отсюда не выйду. И он просил меня помочь ему. Чем-нибудь помоги мне, мама, сказал он, плохо мне. Он был высокий красивый парень. И как будто стал маленький… Я ему сказала: "Не бойся, сыночек, кто ж тебя убьет, не бойся". И тут я услышала выстрел. Он согнулся, опустился на колени. На моих глазах в него 18 или 19 пуль выпустили…
Я перевернула моего сына и посмотрела в глаза тому, кто его убивал… назвала его братом, подняла вверх руки и сказала: "Стреляй и в меня, брат, стреляй". "Я тебя убивать не буду, ты вот так должна сдохнуть", ответил мне он. А я сына перевернула, глаза у него еще двигались, он еще дышал… У него не было переносицы, скул, губ, рук….всюду прошли пули…и он еще дышал… я наклонилась к нему и приняла последний вздох моего сына….
Потом они начали меня избивать. Штык-ножом вырезали у моего сына глаз и заставили его проглотить. Ботинком прижали мне лицо к земле, заставили открыть рот, и прямо в рот положили глаз моего сына. Проглотила ли я глаз моего сыночка или нет, не знаю, я потеряла сознание… По-моему, они заставили проглотить…
Они не дали мне похоронить моего сына.
Нино Гагнидзе, вынужденная переселенка из Квемо Ачабети, Грузия
Я сама из Тамарашени, но вышла замуж и перебралась в Квемо Ачабети. Седьмого числа село моего мужа начали бомбить. Нашему ребенку было всего восемь месяцев. Всю ночь я с балкона смотрела на то, как самолеты сбрасывали бомбы на село. На следующий день по телевизору объявили о коридоре, с помощью которого люди могли уехать. До объездной дороги у Эредви нас довез муж. Дальше нас повезли в Тбилиси на желтых автобусах. Мой муж вернулся обратно в село. Там оставалась его мать. Но свекровь отказалась уезжать. Муж приехал к нам уже на следующий день. Мы пытались узнать как дела дома, как свекровь, у всех спрашивали, не видел ли кто ее. Узнавали через Красный Крест, звонили в больницы. Но никто ничего не знал. 17 августа мы узнали, что наш дом сгорел. Только тогда мы поняли, что ее, может быть, уже нет в живых. Мой муж доехал до российского поста, просил пропустить. И я не знаю кто именно, но один и главных военных сам завел его в село. Он вошёл начал копать там, где была комната мамы. Он нашел её кости. Положил их в ведро. Рядом с нами жил слепой мужчина, и он тоже отказался оставлять дом. И когда муж собирался поехать туда к матери, близкие попросили найти старика. Он тоже сгорел заживо. Муж положил во второе ведро и его кости. Эти солдаты сказали, что до кладбища его довести уже не смогут. Сказали, что это все дурно пахнет. Там все уже разлагалось. А кладбище находится на возвышенности. И вот так мой муж с двумя ведрами шел хоронить их. Он говорил: "Боже, за что мне это?". Это одна из последних фотографии. Она была у меня в мобильном телефоне. Мы ничего не успели забрать, вообще ничего. Мне до последнего не вверилось, что началась война. Мы не думали, что не вернемся. Я поняла, что все очень плохо, кода в автобусе увидела, как бомбят Гори. Видела, как бегут люди, было много медиков. Я не знала, куда бежать с ребенком.
Но я верю, что вернусь. Бог нас так не оставит. Виновные будут наказаны.
Георгий Басишвили, вынужденный переселенец из села Курта, Грузия
Все началось восьмого утром. Мы были дома. В Самачабло, в Курта. Я, жена, сын и двое моих внуков. Они приехали в гости из Тбилиси. Я живу прямо у дороги, которая ведет в Джава. Прямо рядом с нашим домом упал снаряд. Во дворе было сено, и оно загорелось. Я всех завел домой и начал тушить огонь. Если даже со мной что-то случилось бы, что для меня жизнь? Я старый. Вокруг все бежали, говорили: оставь дом. Но я не смог. Все местные уже бежали, кода ко мне подошел военный, здоровый такой молодой парень, и попросил показать дорогу до Джавы. Я спросил у него, кто он такой. На что он ответил, что он летчик, и что его сбили у Цхинвали. Я поинтересовался, сбросил ли он бомбу. Но он сказал, что не успел. Сказал, что из Одессы. Когда он посмотрел в сторону дороги, увидел военную технику и убежал в лес. Потом появился батальон. Я приблизился к военным. На груди у меня была медаль. Я инвалид второй группы Великой Отечественной Войны. Это меня спасло. Они мне сказали: не бойся. В этой части были солдаты нескольких национальностей. Я сразу это понял. Они сказали мне идти домой, что мне нечего бояться. Ситуация накалялась. Где мне только не приходилось спать. Один день, второй.. Прятался и в храме Гери.
11 августа было страшным днем для всего ущелья. Я поднялся на скалу и оттуда смотрел на села. Все было в огне. Грабили дома. Видел как человек 5 стояли у моего дома. Выносили все. Я спрятался в поле в посевах кукурузы. Я бы пропал, если бы они меня заметили. 13-го добрался до села Монастери. Там жили мои крестники. Я был голоден. Меня очень хорошо приняли. Но село было смешанным. Там жили и осетины. Видимо кто-то сказал, что я там прячусь, и меня сдали. И мне пришлось оттуда уехать, чтобы не создать проблем крестникам. Мне некуда было ехать. Я не знал что делать. Тогда я подумал, что дойду до Цхинвали, там стояли русские военные. Меня долго отговаривала соседка. Просила дождаться представителей Красного Креста. Сказала, что они смогут вывести. Я так и подумал сделать. Но когда я увидел машины и подбежал, оказалось что это были осетины. Они проверили документы. Меня спасло то, что я был фронтовиком. Подъехала милиция. Они рассказали им обо мне. И меня отвезли в отделение. Заперли в подвал. Это было ужасно. Как в карцере. Там были и женщины и дети. В цхинвальской тюрьме. Я был в этом ужасе 8 или 10 дней. Точно не помню. Нас обменяли на осетинских заключенных. Доставили на осетинских машинах до Гори. Вот это мой дом, вернее все, что от него осталось. Эту фотографию мой внук случайно нашел в интернете.
* Мнения авторов статей могут не совпадать с позицией редакции. Ответственность за достоверность приведенных фактов несет автор статьи.